В прошедший четверг гостем студии «ОК на связи!» стал народный артист России и ректор Академии Русского балета имени А.Я. Вагановой Николай Цискаридзе. Артист ответил на вопросы Одноклассников и рассказал об отношении к дресс-коду, любимом спектакле, о том, как попал в балет и почему мама была против.
Больше подробностей в записи шоу. Повтор шоу можно посмотреть на телеканале «Москва-24» в субботу 16 июня в 22:30 и в воскресенье 17 июня в 19:35.
Важно иметь хорошие пропорции. В моём случае это было удачно всё. И несмотря на то, что я не очень высокого роста по сравнению с моими коллегами, я всегда казался длиннее них. На сцене всё меняется благодаря размеру головы, длине рук, длине ног. Был очень забавный случай. У меня было очень много комплексов в подростковый период, как и у всех детей, и у меня до сих пор их много, но тогда было вообще. Поскольку я учился в хореографическом училище, у нас был такой предмет — изобразительное искусство. И нам преподавал очень хороший педагог, он сейчас эксперт по русской живописи, он на многих аукционах главный эксперт. И в один день он вошел в класс и сказал: «Сегодня мы будем изучать пропорции. Сейчас мы поставим на стул Цискаридзе и докажем, что такое бывает и в жизни». А там был такой талмуд, в котором говорилось, что палец должен столько-то раз умещаться в руке, лицо столько-то раз в теле и так далее. И во всём у меня было 99% попадание. И после этого я почувствовал в себе что-то особенное.
Мне просто хотелось на сцену. Мне показали театр со всех сторон — и кукольный, и балет, и драму. Просто в балете летали, там были превращения, представьте, каково это увидеть ребенку в 3,5 года. В жизни так не летает никто. К тому же мне нравилась музыка, сентиментальность некая.
Поступал я в Тбилисское хореографическое училище, а мама была категорически против. Всё-таки в Грузии в балет мальчики идут не очень активно. Принимали всех, и моя мама считала, что меня приняли просто из-за того, что вот мальчик пришел. И ей говорили, что есть что-то нестандартное у ребенка, что его надо везти в Москву, в Питер, но она долго сопротивлялась. До последнего дня, пока я не закончил школу, она меня убеждала, мол, может, бросим, уйдём, займемся нормальным делом. Ей всё это не нравилось. Она обожала театр, она обожала балет, но как зритель. И не хотела для меня такой судьбы. Я вопреки всем это делал, но у меня была с первого дня убежденность, что я какой-то исключительный, никто не мог меня переубедить. Отматывая назад, клянусь вам, я не понимаю, почему был уверен.
Я принадлежу к поколению, которое ту культуру воспринимало через телевизор. Когда я заканчивал школу, он уже не танцевал. Мы всё это воспринимали через видео. Я не могу сказать, что у меня был какой-то любимый артист. Для одной роли он был один, а для другой — другой. Артист для меня был как Джомолунгма, и если я за эту роль брался, мне хотелось перепрыгнуть.
Ему должны быть благодарны все, кто занимается балетом. Вся классика, которая существует на сегодняшний день, — это его спектакли, которые разлетелись по миру и стали основой классического репертуара всех театров. Я много работал в парижской опере, и с той ее стороны, что обращена к галерее Лафайет, есть площадь, названная в честь Дягилева. И это очень трогательно. В центре города есть место, посвященное русскому деятелю культуры, а у нас ничего в честь основоположника классического балета. И так как у нас есть много нюансов, на которые мне хотелось бы обратить мнение государства, наших высоких чиновников, я придумал, что двухсотлетний юбилей надо обязательно справить торжественно. Я написал письмо губернатору Санкт-Петербурга Георгию Сергеевичу Полтавченко о том, что давайте обратимся выше. Он написал Путину, и Владимир Владимирович подписал указ о том, что 2018 год будет посвящен Петипа. И еще я добился, чтобы на улице зодчего Росси, там, где наша академия находится, появилась мемориальная доска. Было очень приятно, что на открытие пришел Олег Виноградов, очень известный балетмейстер и человек, который более 20 лет руководил балетом Мариинского театра. Он сказал: «Мне не удалось сделать за 30 лет то, что Коле удалось за последние два года». Я два года бился за эту доску, пробивал не только бумажные, но и финансовые вопросы. И когда мы открыли доску, ко мне подошла очень пожилая дама, такая настоящая петербурженка, дернула меня за рукав и сказала: «Эти поступком вы увековечили себя». Я подумал, что если спустя 200 лет кто-то обо мне вспомнит, мне будет очень приятно.
Итоги всегда подводить не поздно. Рыба гниет с головы, и сразу понятно, когда вы заходите на проходную, какой в этом здании хозяин, какой у него внутренний мир. А если вы зайдете в туалетные комнаты, вы поймете, что он из себя представляет. Я глава всему, и я за это несу ответственность.
В школе есть школьная форма, и я очень строго слежу за этим. Вообще, я считаю, что самодисциплина — это самая большая победа человека над своим характером и именно то, что нас отличает от мира животных. Хотя там тоже дисциплина очень серьезная. Посмотрите на стаи птиц или понаблюдайте за слонами. Я не приемлю расхлябанность и расхристанность. Прослужив 21 год премьером в Большом театре, я ни разу не позволил себе прийти в зал неряшливо или неопрятно одетым. В свой хлеб не плюют.
В искусстве кнут — это лучший пряник. Когда на вас не обращают внимания, значит, вы не нужны. Иногда разговариваю с юмором, иногда приходится голос повышать.
У меня был опыт, когда я выступал в театре «Тень». Там был замечательный спектакль. Там маленькие куколки играли и мои ноги. Я был великаном. Они мне предложили для детей сыграть несколько спектаклей. И они во дворе это всё обустроили и детям показывали. И одна из режиссеров стала опрашивать детей, какой я, как я себя веду. И дети сказали, что не страшно, когда я кричу, страшно, когда шучу.
Человека надо приучить к тому, что мы работаем для зрителя. Смех и радость мы приносим людям. Мы обязаны из этого сделать сказку. Не набор трюков, движений, когда ты воняешь, показываешь, как тебе неудобно. Когда я вижу, что человек мучается на сцене, я не хочу его ни видеть, ни слышать.
Когда у нас были какие-то упражнения, я делал вместе с ними, а во время растяжки мне делали массаж, а они растягивались и плакали. При этом им было 16-20 лет, а мне уже 30. При этом я выглядел юнее, чем они. И они возмущались, что я не делаю растяжку, пока врач не показал им, как я могу. Им даже смотреть на это было больно. Мне, конечно, их было жалко, а когда мы начали бегать, им было жалко меня.
Мой самый любимый спектакль — «Спящая красавица», по всем параметрам. Просто это сказка, безумной красоты музыка, чудесный сюжет, а к тому же это один из немногих спектаклей, где я доживаю до конца и счастливо женился. Во всех ролях я бежал за мечтой и помирал. Или помирала главная героиня, а я дальше страдал.
Я сразу сказал, что если меня не возьмут в Большой театр, танцевать больше нигде не буду. Мне эта профессия не интересна была в другом варианте. Меня и за границу пригласили, в другие театры. Я вырос в тот период, когда нам объясняли, что покидать Родину неправильно. А потом, когда такие мысли меня стали посещать, мне уезжать было не с руки. Я самый титулованный танцор в России.
Катастрофа. Худею постоянно. Уходил со сцены я с талией 68 сантиметров и размером 48. Сейчас уже 52. Когда я сейчас вижу на выставках мои костюмы, могу только сказать: «Как в это можно влезть?». Я жру, как паровоз. Даже пришлось себя ограничить и после 16 не есть.