Писатель Дмитрий Глуховский стал гостем онлайн-шоу «ОК на связи!». Автор романов-антиутопий «Метро 2033» и «Сумерки» в прямом эфире ответил на вопросы пользователей социальной сети Одноклассники. Дмитрий рассказал о том, почему пишет антиутопии, чем не угодил Саудовской Аравии и будет ли экранизация у «Будущего». Также писатель подробно остановился на том, почему в своем новом романе «Текст» перешел в жанр реалистики.
Больше подробностей — в записи шоу. Повтор шоу можно посмотреть на телеканале «Москва-24» в следующую субботу 4 ноября в 22:30 и в воскресенье 5 ноября в 18:30.
С одной стороны, писать нечто позитивное, жизнеутверждающее очень скучно. Нужна драма, накал страстей. И вообще, я люблю мрачняк. Но при этом просто приключенческая литература скучна тоже. И мне кажется, антиутопия — это какой-то стык жанра напряженного и настоящей литературы. К примеру, Евгений Замятин, Джордж Оруэлл и Олдос Хаксли. Все эти утопические и антиутопические произведения достаточно интересны, чтобы нравиться многим, но при этом это всё-таки настоящая литература. И мне хотелось в том же направлении двигаться.
К сожалению, нашу литературу современную очень мало переводят на иностранные языки. И мне каким-то образом повезло, что был интерес к «Метро 2033». Правда в Саудовской Аравии книга запрещена, так как в ней партнерами выживания стали свиньи, потому что люди разводят свиней и едят. Зато в Иране она очень популярна, мне всё время пишут в Instagram люди из Ирана и говорят: «Thank you for your book».
Мне кажется, что «Будущее» — это скорее сериал, потому что для кино это слишком жесткая история. В кино показывают то, что интересно людям до того момента, как они стали жить вместе. Драма интереснее людям, которые уже съехались и начали ругаться. Всё серьезное драматическое искусство сейчас переводится в сериалы. В кинотеатры ходит молодежь. «Будущее» из-за тем, которые там поднимаются, из-за этической неоднозначности, в кино получится беззубой, так как придется слишком много вырезать. Мне хотелось бы, чтобы при сохранении всех тем, которые там подняты, при всей неоднозначности морально-этической и надрыва, у этого произведения была широкая аудитория. А это может себе позволить только кабельный канал.
А «Метро» — это дорого. У нас любой адекватный продюсер берется за комедии с участием Михаила Галустяна, потому что они стоят ровно столько, сколько стоит улыбка Галустяна. Голливуд приобретал права, но не получилось. Взяли плохого сценариста, он написал плохой сценарий, закончился срок прав, и права вернулись ко мне.
С одной стороны, раз критики меня похвалили за реалистическую литературу, мне хотелось бы, чтобы меня и дальше хвалили. Мол, перестал возиться в песочнице фантастической литературы, начал писать серьезные вещи. С другой стороны, я не хочу останавливаться на чем-то одном. Если будет какая-то классная идея, которая фантастическая по жанру, почему бы не взяться за нее снова. А если после этого будет какая-то автобиографическая, или магический реализм, или еще что-то? Хочется создавать по каким-то душевным позывам, а не по велениям критики или читателя. Мне кажется, как только ты пытаешься кому-то понравиться, как только ты пытаешься из расчетов или чужих ожиданий строить свою карьеру, сразу начинается фальшь и вымученный продукт.
Когда мне было 2 года 7 месяцев, мама рассказывает мне историю о дуэли Пушкина с Дантесом. Меня это так впечатлило, что я решил написать книжку о Пушкине. Я написал «Пушки», на этом бумага закончилась. Получилось одно предложение. Это было мое первое литературное произведение, оно до сих пор хранится в семейных архивах, и с тех пор я понял, что эта карьера мне интересна. И примерно в то же время я решил стать журналистом, потому что мой дед, в то время работавший в журнале «Крокодил», очень много ездил по Советскому Союзу в командировки, и привозил оттуда какие-то невероятные байки и артефакты. И так вышло, что вся моя жизнь между журналистской карьерой и писательской примерно с 3-6-летнего возраста оказалась распределена.
Книга с хорошим финалом забывается, к сожалению. А книга с плохим финалом или с открытым финалом продолжает в читателе жить. Она как рыболовный крючок, который невозможно вытащить. С моей точки зрения, книга должна продолжать жить в человеке, в его сознании. Если книга отпускает тебя и забывается, то грош ей цена. Если книга продолжает в тебе жить, царапать изнутри и бередить сознание, поскольку, с твоей точки зрения, несправедливо она закончилась, тогда ты хочешь обсудить ее с друзьями. Поэтому у нее вирусный потенциал гораздо больше, и она не забывается. Я не хочу, чтобы мои книжки забывали.